– И все-таки: послушайте, если вы вдруг выясните что-нибудь про убийцу, все, что может помочь копам в расследовании, позвоните, ладно?
Морган посмотрел на меня с неприкрытым отвращением.
– Просишь, чтобы мы предупредили тебя, прежде чем сомкнуть кольцо, Дрезден? Ты, конечно, молод, но такой глупости я даже от тебя не ожидал.
Я воздержался от вертевшегося у меня на кончике языка ответа. Морган и так уже был почти вне себя от ярости. Знай бы я, как ему не терпится припаять мне это убийство, я бы ни за что не подливал бы масла в огонь, двинув его по зубам.
Ох, ладно. Я бы, наверное, все равно дал бы ему в морду. Только не так сильно, что ли...
– Спокойной ночи, Морган, – сказал я и снова двинулся прочь, пока не наговорил еще чего-нибудь лишнего себе на голову.
Он двигался быстрее, чем я ожидал бы от человека его возраста. Его кулак врезался в мою челюсть на скорости приблизительно в тысячу миль в час, и я полетел в грязь как марионетка, которой вдруг разом обрезали все нити. Несколько долгих мгновений я не мог делать ничего, даже дышать. Морган возвышался надо мной великаном.
– Ты у нас под колпаком, Дрезден, – он повернулся и пошел от меня, почти сразу растворившись в ночи. – Мы выясним, что же именно там произошло, – донесся до меня из темноты его голос.
Я не осмелился огрызнуться в ответ. Вместо этого я осторожно ощупал зубы. Убедившись, что все на месте и не шатаются, я встал и на подгибающихся ногах побрел обратно к своему Жучку. Я отчаянно надеялся на то, что Моргану и правда удастся выяснить, что там произошло. Помимо всего прочего, это не дало бы Белому Совету повода казнить меня за нарушение Первого Закона.
Возвращаясь к Жучку, я все время ощущал спиной его взгляд. Черт бы побрал этого Моргана. Он еще не обрадуется, что его назначили шпионить за мной. Мною владело гнетущее ощущение того, что, куда бы я ни пошел в ближайшие несколько дней, он почти наверняка окажется там же, наблюдая за мной. Он напоминал эту здоровенную пуму из мультика, поджидавшую у мышиной норки, пока мышонок покажет из нее свой нос. Так вот, я ощущал себя тем самым мышонком.
Это сравнение слегка ободрило меня. Кошки из мультиков в конце концов всегда оказываются в проигрыше. Может, и с Морганом выйдет так же.
Беда заключалась отчасти еще и в том, что Морган воскрешал в моей памяти слишком много событий моей юности. Тех дней, когда я начал обучаться волшебству, когда мой наставник начал склонять меня к Черной Магии, а когда это ему не удалось, попытался меня убить. Вышло наоборот: это я его убил – по чистому везению, но все же убил, и сделал это с помощью волшебства. Тем самым я нарушил Первый Закон Магии: «Не убий». Приговор за такое преступление бывает только один, и карающий меч всегда наготове.
В тот раз Белый Совет не вынес такого приговора: согласно обычаям, чародей имеет право прибегнуть к смертоносным заклинаниям в случае, если защищает свою жизнь, или кого-то другого, неспособного себя защитить. Мое заявление, что на меня напали первыми, опровергнуть было некому: не трупу же моего бывшего наставника. Поэтому мне определили испытательный срок. Одно прегрешение, и меня вычеркивают. Нашлись чародеи, считавшие этот вердикт вопиющей несправедливостью (я тоже придерживался этой точки зрения, но мой голос не считался), но нашлись и такие, кто настаивал на моей казни без учета смягчающих обстоятельств. Морган относился к числу последних. Такое уж мое везение.
В общем, мысль о Белом Совете меня мало ободряла. Подумав, я пришел к выводу, что их подозрения вполне можно понять. Видит Бог, я был занозой у них в заднице, занимаясь своим ремеслом открыто – а ведь это не в традициях нашего искусства. В Совете наверняка хватало людей, желавших моей смерти. Черт, пора вести себя осмотрительнее.
Возвращаясь в Чикаго, мне пришлось опустить оба окна моего Жучка, чтобы не уснуть. Я устал как собака, но мысли мои продолжали вертеться как белка в колесе – быстро-быстро, и все без толка.
От иронии происходящего мне становилось совсем кисло. Белый Совет подозревает в убийствах меня, и если других подозреваемых не найдется, мне не жить. Таким образом, дело, которое расследовала Мёрфи, приобретало для меня особую важность. Но продвинуть его я мог, только поняв, каким заклинанием пользовался убийца, а узнать это я мог только опытным путем, что само по себе уже могло обеспечить мне смертный приговор. Уловка двадцать два. Относись я к Моргановым интеллектуальным способностям хоть с минимальным уважением, я заподозрил бы, что он сам убил этих несчастных, чтобы возложить вину на меня.
Впрочем, это вряд ли. Морган мог изворачиваться и даже кроить закон под себя, добиваясь правосудия – в том виде, в каком он его понимал, конечно – но грубо нарушать его не осмелился бы. Но, если не Морган – кто мог это сделать? Не так уж много в мире людей, обладающих силой, способной привести в действие такие чары. Если, конечно, в квазифизических законах, которым подчиняется магия, не обнаружится такой, согласно которому взорвать сердце проще, чем любой другой предмет; а этого я не узнаю, если только не проведу запретного эксперимента.
Бьянка должна была знать больше о том, кто мог бы проделать это – кто, как не она. Я так и так собирался переговорить с вампиршей, но визит Моргана сделал этот разговор жизненно необходимым. Черт, Мёрфи будет не в восторге от такого направления моих поисков. Более того, поскольку дела Белого Совета должны храниться в тайне от всех непосвященных, я не смогу объяснить ей, зачем делаю это. Час от часу не легче.